Эмпирическая археология

Эмпирическая археология. Для того чтобы упорядочить систему заключений о реальном мире, созданную наукой, можно представить ее методологию познания в виде своеобразной иерархии, отражающей переход от эмпирического уровня обобщения к теретическому. Вопрос об эмпирическом и теоретическом уровне исследования в общефилософском плане разработан В.С.Швыревым [Швырев, 1978]. Согласно кантианским представлениям, эмпиризм – это точка зрения, согласно которой единственным источником всех наших знаний является чувственный опыт, то, что мы получаем с помощью зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Нет ничего в уме, чего не было прежде в чувствах. Разум полностью ограничен материалом, поставляемым чувствами. Он, в действительности, занят разъединением, перестановкой, сочетанием – словом, упорядочиванием первичных данных опыта. Таков его удел. Таким образом, эмпирическое знание, в основе которого лежит наблюдение, отражает лишь внешние свойства предметов и поэтому полностью опирается на наглядные представления.

Теоретическое знание возникает на основе анализа роли, и функций некоторого отношения вещей внутри расчлененной системы. Сравнение выделяет формально общее свойство, знание которого позволяет относить отдельные предметы к определенному формальному классу независимо от того, связаны ли эти предметы между собой. Путем же анализа отыскивается такое реальное и особенное отношение вещей, которое вместе с тем служит генетической основой всех других проявлений системы. Это отношение выступает как всеобщая форма или сущность мысленно воспроизводимого целого. Теоретическое знание, возникшее на основе преобразования предметов, отражает их внутренние отношения и связи. При воспроизведении предмета в форме теоретического знания мышление выходит за пределы чувственных представлений. Конкретизация эмпирического знания состоит в подборе иллюстраций, примеров, входящих в соответствующий формально выделенный класс. Конкретизация теоретического знания требует превращения в развитую теорию путем выведения и объяснения частных проявлений системы из ее всеобщего основания. Необходимым средством фиксации эмпирического знания является слово-термин. Теоретическое знание первым делом выражается в способах умственной деятельности, а затем уже в различных символо-знаковых системах, в частности средствами искусственного и естественного языка.

Тем не менее, эмпирический факт всегда теоретически нагружен. Теория тоже, как Антей, вынуждена прикасаться к «матери-земле» фактов. Поэтому резонно вести речь об акцентах, о превалировании того или иного начала. В биологии, например, преобладают чувственный опыт, наблюдение, эксперимент, а в логике и математике – идеально-теоретическое моделирование, рациональные обобщения и расчеты.

Эмпирический и теоретический уровень есть и в описательных и в аналитических науках. В процессе исследования границы между науками и уровнями исследования принимают сугубо условный характер, описание и анализ переходят друг в друга.

Многоуровневая процедура переходов от эмпирических построений к теоретическим построениям, от теоретических построений к эмпирическим построениям, от объяснения к описанию и от описания к объяснению составляет содержание процесса научного исследования. Именно поэтому в состав диадной группы вошли: эмпирическая археология и теоретическая археология.

Эмпирическая археология – методы получения информации в процессе полевых исследований и непосредственного изучения археологических источников. Со времени лорда-канцлера Англии сэра Фрэнсиса Бэкона барона Веруламского виконта Сент-Албанского, в науку вошел опыт и факты, которые стали единственно универсальным источником позитивного знания, а индукция – принципом науки. В археологии индуктивный способ мышления имел многочисленных сторонников.

Софус Мюллер считал наиболее универсальным, истинным методом интуицию [Müller, 1898: p. 298-299].

В дореволюционной России даже наиболее выдающиеся археологи, в частности В.А.Городцов, были убеждены в достаточности эмпирического подхода. «В результате методических разрезов или раскопок почвы – заявлял он, – должно явиться столь же точное и связное чтение памятников, как чтение обыкновенной книги. При этом не требуется никаких субъективных вмешательств исследователя, так как каждое явление, каждая вещь должны говорить сами за себя, как буквы и слова, написанные на листах бумаги, говорят читателю все, что им велено сказать» [Городцов, 1908: с. 11].

В замечательном для своего времени учебнике по археологии С.А.Жебелев также свел археологическую методологию к эмпирическому описанию, сравнению и обобщению археологических памятников, для чего, по его мнению, исследователю нужно обладать старательность, эрудицией и опытом. Умение «читать» памятники с тем, чтобы истолковывать их, составляет предмет археологической герменевтики. Последняя должна основываться на правилах, которые выводятся эмпирически, а не метафизическим путем [Жебелев, 1923: с. 132-133].

Таким образом, простое изучение памятника с интерпретацией его с помощью эмпирического сравнения с другими памятниками является одной из черт археологической эмпирической археологии.

Согласно В.Ф.Генингу подготовка эмпирического базиса, составляет фактологическую часть в концепции знания об объекте исследования.

Исходные археологические факты составляет лишь предпосылки процесса социоисторического познания, и подлежат соответствующей обработке [Генинг, 1989: с. 55]. В эмпирическую базу В.Ф.Генинг включил:

а) сбор материалов (раскопки, просмотр и обработка коллекций, выборка данных по литературе), представление их как артефактов;

б) критический анализ источников (репрезентативность, достоверность, связи с комплексом, сохранность и т.д.);

в) группировку артефактов по заданной программе.

Другую часть представляет обработка фактологических данных:

а) формализация, записи для ЭВМ, классификации, типология и т.д.;

б) статистические и другие математические процедуры преобразования исходных данных согласно принятым методам;

в) сравнительные сопоставления, аналогии, картографирование, составление графиков, диаграмм, схем и т.д.

Все это по мысли В.Ф.Генинга явлется эмпирическим базисом теоретической концепции конкретно-исторического процесса [Генинг, 1989: с. 56].

С 30-х годов XX века в советской археологии стало укореняться понимание ущербности эмпиризма в качестве метода сравнения и интерпретации археологических памятников.

Так, В.И. Равдоникас резко осуждал «эмпирическое рабство мышления» и пришел к заключению: «Сейчас мы не имеем права быть эмпириками, но, к сожалению, эмпиризм многих из нас держит в своем плену» [Равдоникас, 1930: с. 51-52]. Говоря о недостатках эмпирической по сути дореволюционной археологии В.И Равдоникас привел пример из полевых исследований Н.И.Веселовского: «если при раскопках курганов ему попадались не богатые погребения, а, например, скорченные костяки, он бросал раскопки, не заканчивая их, и совершенно откровенно писал в дневнике: «встречены скорченные костяки, раскопки поэтому прекращены» [Равдоникас, 1930: с. 39]. Поэтому В.И Равдоникас призывал отказаться от любования красивыми предметами, от влечения к красивым и драгоценным вещам, всегда сопряженному с пренебрежением к рядовому, но весьма ценному в научном отношении материалу. Он призывал отказаться от типологической эквилибристики, т.е. от перепрыгивания с предмета на предмет в погоне за аналогиями и «приняться за комплексное изучение памятников массового характера, да под углом зрения их производства, да с материалистической методологией в руках» [Равдоникас, 1930: с. 56; Генинг, 1982: с.116].

Позднее Клайд Клакхон так же выступил против эмпиризма, царившего в американской антропологии. Он прямо называл американских археологов «слегка реформированными антиквариями» [Kluckhohn, 1940: p. 42] и заключил, что они остаются «на интеллектуальном уровне коллекционеров марок» [Kluckhohn, 1940: p. 45]. Борьба против эмпиризма в археологии была продолжена Уолтером Тэйлором [1948], Так У.Тэйлор утверждал, что американские археологи проявляют необыкновенное упрямство в стремлении «придерживаться фактов, избегая выводов, гипотез и их последующей проверки» [Taylor, 1948: p. 113].

Вслед за ним новые археологи резко выступили против эмпирического подхода в археологии, который сужает цели археологической науки до простого эмпирического обобщения фактов [Binford, 1962: p. 21].

Несмотря на такую обоснованную критику, археологи-теоретики находятся в меньшинстве во всех странах. Так по подсчетам Б.А.Колчина, Б.И.Маршака и Я.А.Шера за 10 лет в 60-е годы XX в. доля статей методолого-теоретического характера в журнале «Советская археология» по самым завышенным оценкам не превышала 5% всего содержания журнала [Колчин, Маршак, Шер, 1970: с. 4].

Такое же отношение к теории подтверждает исследование, проведенное 15 лет назад по материалам анкет археологов Сибири и Дальнего Востока [1987-1988]. Как выяснилось, подавляющая часть археологов, более 80% проявляет интерес лишь к полевым исследованиям и простым эмпирическим реконструкциям. Среди докторов наук доля эмпириков еще выше и составляет 90%. Несколько меньше эмпириков среди кандидатов наук – 74% [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: с. 206]. Фактическое распределение интересов археологов между полевыми и «теоретическими» исследованиями представлялось в те годы явно перекошенным в сторону полевых. Среди докторов наук проявляли интерес к теории 20% из числа опрошенных. Еще большую настороженность вызывало то, обстоятельство, что среди кандидатов наук теорией интересовалось 4-5%, а среди не имеющих ученой степени и того меньше – 3%. Реально теоретическими вопросами занимались 7.8% археологов [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: с. 206-207]. Неудовлетворительное, на наш взгляд, было отношение археологов к теоретическим и методическим вопросам не только в Сибири, но в целом по стране. Свидетельством этому служит простейший анализ публикаций по библиографическим указателям [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: с. 207, табл. 5]. Так за период с 1973 по 1978 гг. в этих указателях названы 20600 публикаций по различным вопросам археологии. Однако по теоретическим и методическим разделам археологии за этот период указаны только 215 публикаций, что составляет немногим более 1% от всего их объема. Характер тематического и территориального распределения этих публикаций представлен в таблице 12.

По-прежнему значительная часть российских археологов считает, «что стоит произвести археологические раскопки и напечатать о них отчет, т.е. попросту, значит, установить факт, как уже научная работа выполнена и автор ее может почивать на лаврах, особенно, если в отчете фигурирует и хронология, и описание быта, и пресловутая этническая принадлежность (примитивная схема археологического синтеза). Но установление факта не есть еще научная работа, а лишь подготовка к ней» [Равдоникас, 1930: с. 51-52].

В.И. Равдоникас не выступал против накопления фактов в археологической науке, наоборот отстаивал их необходимость в научном исследовании и необходимость идти в работе от фактов. Все это неоспоримая истина, но «но именно идти, — подчеркивает В.И.Равдоникас, – идти вперед к каким-то теоретическим обобщениям, к какому-то синтезу, а не топтаться на месте вокруг найденных фактов, не заниматься перманентным собиранием все новых и новых материалов, ничего не давая, кроме описания и классификации их» [Равдоникас, 1930: с. 51].

В целом эмпирическая направленность характерна для всех немногочисленных российских археологических журналов и в настоящее время. На всем пространстве бывшего Советского Союза лишь кишиневский журнал «Стратум-плюс» составляет приятное исключение.

Таблица 1. Распределение публикаций по теоретическим вопросам археологии за период с 1973 по 1978 г. по разделам и местам публикации [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: с. 206-207].

В целом эмпирическая направленность характерна для всех немногочисленных российских археологических журналов и в настоящее время. На всем пространстве бывшего Советского Союза лишь кишиневский журнал «Стратум-плюс» составляет приятное исключение.

Литература

Гражданников Е.Д., Холюшкин Ю.П. Системная классификация социологических и археологических понятий. – Новосибирск: Наука, 1990а.

Захарук Ю.Н. К вопросу о содержании и структуре археологической теории // Тез. Докл. Сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 г. в СССР. – Ташкент, 1973: с. 43-46.

Клейн Л.С. Археологические источники. – Л.: ЛГУ, 1978: 119 с.

Клейн Л.С. Введение в теоретическую археологию: учебное пособие. Кн. I. – СпБ: Бельведер, 2004: 469 с.