Системная классификация археологической науки

Просмотр понятия

Эмпирическая археология

Эмпирическая археология – методы получения информации в процессе полевых исследований и непосредственного изучения археологических источников. Со времени лорда-канцлера Англии сэра Фрэнсиса Бэкона барона Веруламского виконта Сент-Албанского, в науку вошел опыт и факты, которые стали единственно универсальным источником позитивного знания, а индукция – принципом науки. В археологии индуктивный способ мышления имел многочисленных сторонников.
Софус Мюллер считал наиболее универсальным, истинным методом интуицию (Müller, 1898: 298-299).
В дореволюционной России даже наиболее выдающиеся археологи, в частности В.А.Городцов, были убеждены в достаточности эмпирического подхода. "В результате методических разрезов или раскопок почвы – заявлял он, – должно явиться столь же точное и связное чтение памятников, как чтение обыкновенной книги. При этом не требуется никаких субъективных вмешательств исследователя, так как каждое явление, каждая вещь должны говорить сами за себя, как буквы и слова, написанные на листах бумаги, говорят читателю все, что им велено сказать" [Городцов, 1908: 11].
В замечательном для своего времени учебнике по археологии С.А.Жебелев также свел археологическую методологию к эмпирическому описанию, сравнению и обобщению археологических памятников, для чего, по его мнению, исследователю нужно обладать старательность, эрудицией и опытом. Умение "читать" памятники с тем, чтобы истолковывать их, составляет предмет археологической герменевтики. Последняя должна основываться на правилах, которые выводятся эмпирически, а не метафизическим путем [Жебелев, 1923: 132-133].
Таким образом, простое изучение памятника с интерпретацией его с помощью эмпирического сравнения с другими памятниками является одной из черт археологической эмпирической археологии.
Согласно В.Ф.Генингу подготовка эмпирического базиса, составляет фактологическую часть в концепции знания об объекте исследования.
Исходные археологические факты составляет лишь предпосылки процесса социоисторического познания и подлежат соответствующей обработке [Генинг, 1989:55]. В эмпирическую базу В.Ф.Генинг включил:
а) сбор материалов (раскопки, просмотр и обработка коллекций, выборка данных по литературе), представление их как артефактов;
б) критический анализ источников (репрезентативность, достоверность, связи с комплексом, сохранность и т.д.);
в) группировку артефактов по заданной программе.
Другую часть представляет обработка фактологических данных:
а) формализация, записи для ЭВМ, классификации, типология и т.д.;
б) статистические и другие математические процедуры преобразования исходных данных согласно принятым методам;
в) сравнительные сопоставления, аналогии, картографирование, составление графиков, диаграмм, схем и т.д.
Все это по мысли В.Ф.Генинга явлется эмпирическим базисом теоретической концепции конкретно-исторического процесса [Генинг, 1989: 56].
С 30-х годов XX века в советской археологии стало укореняться понимание ущербности эмпиризма в качестве метода сравнения и интерпретации археологических памятников.
Так, В.И. Равдоникас резко осуждал "эмпирическое рабство мышления" и пришел к заключению: "Сейчас мы не имеем права быть эмпириками, но, к сожалению, эмпиризм многих из нас держит в своем плену" [Равдоникас, 1930: 51-52]. Говоря о недостатках эмпирической по сути дореволюционной археологии В.И Равдоникас привел пример из полевых исследований Н.И.Веселовского: "если при раскопках курганов ему попадались не богатые погребения, а, например, скорченные костяки, он бросал раскопки, не заканчивая их, и совершенно откровенно писал в дневнике: "встречены скорченные костяки, раскопки поэтому прекращены" [Равдоникас, 1930: 39]. Поэтому В.И Равдоникас призывал отказаться от любования красивыми предметами, от влечения к красивым и драгоценным вещам, всегда сопряженному с пренебрежением к рядовому, но весьма ценному в научном отношении материалу. Он призывал отказаться от типологической эквилибристики, т.е. от перепрыгивания с предмета на предмет в погоне за аналогиями и "приняться за комплексное изучение памятников массового характера, да под углом зрения их производства, да с материалистической методологией в руках" [Равдоникас, 1930: 56; Генинг, 1982:116].
Позднее Клайд Клакхон так же выступил против эмпиризма, царившего в американской антропологии. Он прямо называл американских археологов "слегка реформированными антиквариями" [Kluckhohn, 1940: 42] и заключил, что они остаются "на интеллектуальном уровне коллекционеров марок" [Kluckhohn, 1940: 45]. Борьба против эмпиризма в археологии была продолжена Уолтером Тэйлором [1948], а затем Л.Бинфордом и другими новыми археологами.
Новые археологи резко выступили против эмпирического подхода в археологии, который сужает цели археологической науки до простого эмпирического обобщения фактов [Binford, 1962: 21]. Еще раньше У.Тэйлор констатировал, что американские археологи проявляют необыкновенное упрямство в стремлении "придерживаться фактов, избегая выводов, гипотез и их последующей проверки" [Taylor, 1948: 113].
Несмотря на такую критику, археологи-теоретики находятся в меньшинстве во всех странах. Так по подсчетам Б.А.Колчина, Б.И.Маршака и Я.А.Шера за 10 лет в 60-е годы XX в. доля статей методолого-теоретического характера в журнале "Советская археология" по самым завышенным оценкам не превышала 5% всего содержания журнала [Колчин, Маршак, Шер, 1970: 4].
Такое же отношение к теории подтверждает исследование, проведенное 15 лет назад по материалам анкет археологов Сибири и Дальнего Востока (1987-1988). Как выяснилось, подавляющая часть археологов, более 80% проявляет интерес лишь к полевым исследованиям и простым эмпирическим реконструкциям. Среди докторов наук доля эмпириков еще выше и составляет 90%. Несколько меньше эмпириков среди кандидатов наук – 74% [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: 206]. Фактическое распределение интересов археологов между полевыми и "теоретическими" исследованиями представлялось в те годы явно перекошенным в сторону полевых. Среди докторов наук проявляли интерес к теории 20% из числа опрошенных. Еще большую настороженность вызывало то, обстоятельство, что среди кандидатов наук теорией интересовалось 4-5%, а среди не имеющих ученой степени и того меньше – 3%. Реально теоретическими вопросами занимались 7.8% археологов [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: 206-207]. Неудовлетворительное, на наш взгляд, было отношение археологов к теоретическим и методическим вопросам не только в Сибири, но в целом по стране. Свидетельством этому служит простейший анализ публикаций по библиографическим указателям [Деревянко, Фелингер, Холюшкин, 1989: 207, табл. 5]. Так за период с 1973 по 1978 гг. в этих указателях названы 20600 публикаций по различным вопросам археологии. Однако по теоретическим и методическим разделам археологии за этот период указаны только 215 публикаций, что составляет немногим более 1% от всего их объема. Характер тематического и территориального распределения этих публикаций представлен в таблице 1.
По-прежнему значительная часть российских археологов считает: "что стоит произвести археологические раскопки и напечатать о них отчет, т.е. попросту, значит, установить факт, как уже научная работа выполнена и автор ее может почить на лаврах, особенно, если в отчете фигурирует и хронология, и описание быта, и пресловутая этническая принадлежность (примитивная схема археологического синтеза). Но установление факта не есть еще научная работа, а лишь подготовка к ней" [Равдоникас, 1930: 51-52]. В.И. Равдоникас не выступал против накопления фактов в археологической науке, наоборот отстаивал их необходимость в научном исследовании и необходимость идти в работе от фактов. Все это неоспоримая истина, но "но именно идти, — подчеркивает В.И.Равдоникас, — идти вперед к каким-то теоретическим обобщениям, к какому-то синтезу, а не топтаться на месте вокруг найденных фактов, не заниматься перманентным собиранием все новых и новых материалов, ничего не давая, кроме описания и классификации их" [Равдоникас, 1930: 51].
В целом эмпирическая направленность характерна для всех немногочисленных российских археологических журналов и в настоящее время. На всем пространстве бывшего Советского Союза лишь кишиневский журнал "Стратум-плюс" составляет приятное исключение.

[Предыдущее] [Просмотр] [Фрагмент] [В списке] [Следующее]